В провинции Хон-чион, в округе Хориен, в деревне О-це-ами, жил Цой(предводитель дворянства), и у него была молодая дочь Цой-си (дочь Цоя).
Однажды, проснувшись, она ощупала возле себя какого-то мохнатого зверя,который сейчас же уполз.
Она зажгла лучину, но в комнате никого не оказалось.
Она рассказала об этом родителям, и, после долгого совещания, былопринято следующее решение. Если еще раз зверь придет, то она,притворившись спящей, привяжет к его ноге конец клубка длинной шелковойнитки.
Так Цой-си и поступила.
Когда настал день, то ниточка привела отца Цой-си к озеру, котороеназывается Хан-тон-дзе-дути.
Нитка уходила под воду, и когда отец потянул за нитку, на поверхностивсплыл бобер, опять нырнул и больше не появлялся, а нитка оторвалась.
Через десять месяцев Ной-си родила мальчика, цветом кожи до тогожелтого, что его назвали Норачи (рыжий).
Он вырос, был нелюдим и кончил тем, что, женившись, поселился на озересвоего отца, потому что бобер и был его отец. Он любил воду и плавал, каки отец его, бобер.
Однажды родоначальник рода Ни-чай (родоначальник теперешнейманьчжурской династии), из Когнского округа, деревни Сорбой, увидел восне, что из озера, где жил бобер, вылетел в небо дракон, а явившийся в этовремя белый старик сказал ему:
– Это умер бобер. Кто опустится на дно озера, где стоит дворец бобра, иположит кости отца своего в правой комнате от входа, тот будет китайскимимператором, а чьи кости будут лежать в левой комнате, тот будеткорейским.
Проснувшись, Ни-чай вырыл кости своего отца и с Тонгамой (зарывателькостей) и с костями отца отправился к озеру Хан-тон-дзе-дути.
Но так как Ни-чай не умел плавать, то он и просил Норачи положить костиего отца во дворце бобра. При этом Ни-чай обманул Норачи.
– Я открою тебе все, – сказал Ни-чай, – там две комнаты: правая илевая. Чьи кости будут лежать в правой, тот будет корейским императором, ачьи в левой – китайским. Положи кости отца своего в левой, а с менядовольно будет и корейской короны.
Так Ни-чай хотел обмануть Норачи.
Но Норачи поступил как раз наоборот, а на вопрос Ни-чай, зачем он таксделал, сказал:
– Для твоего же рода лучше так, а мне просто больше понравилась праваякомната.
Ни-чай должен был помириться с своей долей и просил Норачи о вечнойдружбе между их родами. Норачи согласился.
Прошло еще время, и у Норачи родились один за другим три сына.
Третий, Хан, имел страшное, волосами обросшее лицо, а взгляд такой, чтона кого он смотрел, тот падал мертвый.
Поэтому он никогда не выходил из комнаты и всегда сидел с закрытымиглазами.
Ни-чай умер, а сыну его приснился сон, что в колодце, близ озераХан-тон-дзе-дути, лежит китайская императорская сабля. И опять белыйстарик сказал ему:
– Владелец этой сабли – китайский император.
Поэтому, проснувшись, сын Ни-чая отправился к озеру, нашел тамколодезь, а в нем саблю.
Так как все уже называли Хана будущим повелителем Китая, то сын Ни-чаязадумал убить его этой саблей.
Пользуясь дружбой отцов, он пришел к Норачи и стал просить его показатьему Хана.
Напрасно Норачи отговаривал его, представляя опасность. Сын Ни-чаянастаивал, и в силу дружбы Норачи не мог ему отказать.
Но, когда сын Ни-чая вошел в комнату Хана и тот открыл глаза, хотя и несмотрел ими на гостя, сын Ни-чая так испугался, что положил саблю к ногамХана и сказал:
– Ты император, тебе и принадлежит эта сабля.
Хан, ничего не ответив, закрыл глаза, а Норачи поспешил вывести своегогостя из комнаты сына.
– Я знаю своего сына, – сказал Норачи, – спасайся скорее. Я дам тебеего лошадь, которая вышла к нему из озера и которая бежит тысячу ли (Ли – приблизительно треть версты) в час.
Сын Ни-чая вскочил на эту лошадь и скрылся, когда с саблей в рукахвышел из своей комнаты Хан.
– Где тот, кто принес эту саблю? – спросил он отца.
– Он уехал.
– Надо догнать его и убить, чтобы преждевременным оглашением неиспортил он дело.
Хан хотел сесть на свою лошадь, но оказалось, что на ней-то и исчезгость.
– Тогда нельзя медлить ни минуты!
И, собрав своих маньчжур, Хан двинулся на Пекин.
Он и был первым императором из маньчжуров.
Он настроил множество крепостей, и камни для них из моря подавал Натхо,тот самый Натхо, который выбросил камни для знаменитой Китайской стены. Акогда спросили, кто из моря подает камни, Натхо только на мгновениевысунул свою страшную голову из воды.
Художник, бывший здесь, успел все-таки срисовать его, и с тех порголова Натхо, вместе со священной птицей Хаги (аист), служит украшениемвходов в храм.
Однажды, проснувшись, она ощупала возле себя какого-то мохнатого зверя,который сейчас же уполз.
Она зажгла лучину, но в комнате никого не оказалось.
Она рассказала об этом родителям, и, после долгого совещания, былопринято следующее решение. Если еще раз зверь придет, то она,притворившись спящей, привяжет к его ноге конец клубка длинной шелковойнитки.
Так Цой-си и поступила.
Когда настал день, то ниточка привела отца Цой-си к озеру, котороеназывается Хан-тон-дзе-дути.
Нитка уходила под воду, и когда отец потянул за нитку, на поверхностивсплыл бобер, опять нырнул и больше не появлялся, а нитка оторвалась.
Через десять месяцев Ной-си родила мальчика, цветом кожи до тогожелтого, что его назвали Норачи (рыжий).
Он вырос, был нелюдим и кончил тем, что, женившись, поселился на озересвоего отца, потому что бобер и был его отец. Он любил воду и плавал, каки отец его, бобер.
Однажды родоначальник рода Ни-чай (родоначальник теперешнейманьчжурской династии), из Когнского округа, деревни Сорбой, увидел восне, что из озера, где жил бобер, вылетел в небо дракон, а явившийся в этовремя белый старик сказал ему:
– Это умер бобер. Кто опустится на дно озера, где стоит дворец бобра, иположит кости отца своего в правой комнате от входа, тот будет китайскимимператором, а чьи кости будут лежать в левой комнате, тот будеткорейским.
Проснувшись, Ни-чай вырыл кости своего отца и с Тонгамой (зарывателькостей) и с костями отца отправился к озеру Хан-тон-дзе-дути.
Но так как Ни-чай не умел плавать, то он и просил Норачи положить костиего отца во дворце бобра. При этом Ни-чай обманул Норачи.
– Я открою тебе все, – сказал Ни-чай, – там две комнаты: правая илевая. Чьи кости будут лежать в правой, тот будет корейским императором, ачьи в левой – китайским. Положи кости отца своего в левой, а с менядовольно будет и корейской короны.
Так Ни-чай хотел обмануть Норачи.
Но Норачи поступил как раз наоборот, а на вопрос Ни-чай, зачем он таксделал, сказал:
– Для твоего же рода лучше так, а мне просто больше понравилась праваякомната.
Ни-чай должен был помириться с своей долей и просил Норачи о вечнойдружбе между их родами. Норачи согласился.
Прошло еще время, и у Норачи родились один за другим три сына.
Третий, Хан, имел страшное, волосами обросшее лицо, а взгляд такой, чтона кого он смотрел, тот падал мертвый.
Поэтому он никогда не выходил из комнаты и всегда сидел с закрытымиглазами.
Ни-чай умер, а сыну его приснился сон, что в колодце, близ озераХан-тон-дзе-дути, лежит китайская императорская сабля. И опять белыйстарик сказал ему:
– Владелец этой сабли – китайский император.
Поэтому, проснувшись, сын Ни-чая отправился к озеру, нашел тамколодезь, а в нем саблю.
Так как все уже называли Хана будущим повелителем Китая, то сын Ни-чаязадумал убить его этой саблей.
Пользуясь дружбой отцов, он пришел к Норачи и стал просить его показатьему Хана.
Напрасно Норачи отговаривал его, представляя опасность. Сын Ни-чаянастаивал, и в силу дружбы Норачи не мог ему отказать.
Но, когда сын Ни-чая вошел в комнату Хана и тот открыл глаза, хотя и несмотрел ими на гостя, сын Ни-чая так испугался, что положил саблю к ногамХана и сказал:
– Ты император, тебе и принадлежит эта сабля.
Хан, ничего не ответив, закрыл глаза, а Норачи поспешил вывести своегогостя из комнаты сына.
– Я знаю своего сына, – сказал Норачи, – спасайся скорее. Я дам тебеего лошадь, которая вышла к нему из озера и которая бежит тысячу ли (Ли – приблизительно треть версты) в час.
Сын Ни-чая вскочил на эту лошадь и скрылся, когда с саблей в рукахвышел из своей комнаты Хан.
– Где тот, кто принес эту саблю? – спросил он отца.
– Он уехал.
– Надо догнать его и убить, чтобы преждевременным оглашением неиспортил он дело.
Хан хотел сесть на свою лошадь, но оказалось, что на ней-то и исчезгость.
– Тогда нельзя медлить ни минуты!
И, собрав своих маньчжур, Хан двинулся на Пекин.
Он и был первым императором из маньчжуров.
Он настроил множество крепостей, и камни для них из моря подавал Натхо,тот самый Натхо, который выбросил камни для знаменитой Китайской стены. Акогда спросили, кто из моря подает камни, Натхо только на мгновениевысунул свою страшную голову из воды.
Художник, бывший здесь, успел все-таки срисовать его, и с тех порголова Натхо, вместе со священной птицей Хаги (аист), служит украшениемвходов в храм.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии
